Программные статьи для нашего фонда, читаем!, Тема 2012 г. Опции

[aheron]

Друзья, здесь мы будем выкладывать программные статьи, в которых содержатся ключевые идеи для нашего фонда. Знакомство с ними необходимо для того, чтобы понимать, что и для чего мы делаем и в каком направлении идем.
Читайте!

[aheron]

Елена Альшанская: «Основные чувства ребенка в коллективном учреждении – одиночество, тревога, позже – апатия»

В результате титанических усилий огромных педагогических коллективов детских домов за огромные бюджетные средства мы получаем новую проблему.

Когда меня попросили написать на эту тему, я думала сначала написать о привязанности, о психологии, но потом выглянула за окно и почувствовала знакомое тоскливое чувство.

Скоро Новый Год, для нас, как для Фонда, оказывающего помощь детям, оставшимся без попечения родителей, это то самое время, когда телефон начнут обрывать, а почта будет ломиться от предложений вроде: «мы хотим провести праздник в самом бедном и нуждающемся детом доме» или «подарить подарки детскому дому, недалеко от Москвы».

И тогда я поняла, что подойти к теме реформы детских домов мне хочется именно с точки зрения Нового года.

Попробую обо всем по порядку.

Для начала нужно представлять себе то, как устроена система институционального размещения детей, оставшихся без родителей. Длинное нечитаемое слово «институциональное» - означает, что речь идет о размещении детей, которые остались без родительской заботы, под опеку не других обычных людей, а государственных институтов, учреждений, совершенно разных – это дома ребенка для малышей, детские дома, приюты, социально-реабилитационные центры, школы-интернаты, среди которых есть еще и восемь типов учреждений для детей с разными проблемами развития.

У разных учреждений разное «вышестоящее» начальство. Например, дома ребенка - относятся к министерству здравоохранения, а детские дома - к министерству образования, а приюты – к министерству социальной защиты. А есть еще органы опеки и попечительства, принимающие решение о помещении ребенка в учреждение, есть комиссии по делам несовершеннолетних, принимающие участие в решении судьбы ребенка, есть психолого-медико-педагогические комиссии, определяющие, в какого именно типа учреждение пойдет после дома ребенка тот или иной малыш. Суды, которые лишают прав кровных родителей или назначают усыновителями и опекунами новых.

Огромный мир служб, организаций, комиссий, которые вроде бы все задуманы, чтобы ребенку помочь.

Все эти организации подчиняются разным структурам, имеют свои бюджеты, планы, цели, свои варианты, чего от них ждут в отчетах, и если мы вернемся к учреждениям, которые в нашем массовом сознании привычно укладываются под шапку общего именования «детский дом», то главная их задача – обеспечить содержание там ребенка.

На это обеспечение тратятся фантастические суммы государством, и не менее фантастические - бесконечными благотворителями. Содержание одного ребенка в московском детском доме в месяц обходится в сумму около ста тысяч рублей, в Подмосковье – шестьдесят тысяч рублей, в среднем по стране 40-60 тысяч в месяц. В эту сумму не входит содержание здания, его ремонты, коммунальные платежи.

Практически в каждом детском доме, да и любом другом учреждении для детей без попечения родителей, кроме так называемых «собесовских» интернатов для умственно отсталых детей, основным наполнением жизни ребенка становится образовательный процесс, его чему-то учат, чем-то с ним занимаются, бесконечно как-то его развлекают, особенно приезжающие благотворители.

Но самая главная проблема в том, что в результате всех этих титанических усилий огромных педагогических коллективов за огромные бюджетные средства мы чаще всего получаем новую проблему. Она называется «выпускник детского дома». Оказывается, ему некуда пойти. Оказывается, он не социализируется. Оказывается, он ничего не умеет. Не освоил элементарного школьного образования, не способен удержаться в вузе даже при льготах поступления. И т.д. и т.п. И тогда возникает следующая ступень – постинтернатная поддержка, на которую опять надо тратить сумасшедшие деньги.

Это я еще намеренно обошла историю про детей с особенностями развития, и тех, которых из-за гипердиагностики определяют в коррекционные учреждения для умственно отсталых. На выпуске, в свои юные звонкие восемнадцать, эти дети выходят чаще всего не в мир, а прямиком переходят в дома престарелых или психоневрологические интернаты на всю оставшуюся жизнь.

Вопрос на засыпку: а что же происходило в те пять-десять, а то и восемнадцать лет пребывания ребенка внутри государственного учреждения, задачей которого было опекать, учить и воспитывать ребенка, за деньги, которые редкая российская семья в состоянии потратить на ребенка в месяц, что в результате ребенок не приспособлен к жизни, не получил нормальных знаний, навыков и не может самостоятельно справиться с жизнью?

А вот тут нам надо посмотреть еще с одной стороны и понять, как и в каком состоянии, ребенок попадает в государственное учреждение и почему он туда попадает.

Путей попадания под государственную опеку у ребенка несколько. Его мама может оставить его в роддоме или больнице, написав (или не написав) согласие на усыновление, документ, в простонародье именуемый «отказом» от ребенка. Ребенок может быть найден оставленным или подкинутым. Ребенок может быть отобран из семьи по разным причинам. Ребенок может действительно потерять родителей (они умерли, и нет ни одного родственника, который берет его к себе). И ребенок может быть добровольно помещен родителем в учреждение по социальным причинам.

Все эти истории на самом деле про одно. Произошла самая чудовищная для ребенка беда, он потерял семью, он остался без родителей. Чаще всего, что бы ни происходило в семье, для ребенка это единственный мир и единственные люди, к которым он испытывает привязанность, которых он любит. От разрыва с которыми он очень сильно страдает, ведь он потерял единственных для него и самых главных в жизни людей, основу своего мира, основу доверия взрослым. Возможно, он злится, ненавидит их за предательство, возможно, он переживал в семье насилие, и его мир еще более разрушен.

Он потерял привычный мир дома, школы, двора, друзей и родственников, ведь не только мама и папа у него были. И потерял право на свободу в той мере, в которой она есть у любого ребенка в семье, выбора - с кем играть, выбора - чем занять себя в свободное время (и очень часто этой свободы у детей из дисфункциональных семей намного больше, чем в большинстве привычных семей), возможности попросить маму приготовить завтра на завтрак любимое блюдо, лечь позже на час (или даже два) спать, разыгравшись, выбрать одну, а не другую одежду, которую надеть на улицу. Много очень простых вещей, которые значит очень многое – когда их теряешь.

Он попал в коллектив, полный таких же несчастных, одиноких, потерявших самых близких людей, свободу, привычные места, таких же потерянных детей. Чаще всего они не понимают почему (а скорее формулируют это как вопрос «за что?») они сюда попали, не понимают, что будет с ними дальше, боятся спросить об этом окружающих взрослых, которые обычно не удосуживаются им ничего объяснять и говорить.

Он попадает в мир, где все установлено в единообразном распорядке, и в 8 утра у тебя будет овсяная каша в общей столовой с сотней таких же, как ты, а вечером - общий отбой после общего же ужина. Где у тебя нет личного пространства и практически нет личных вещей, где дни рождения и те чаще всего празднуются не индивидуально, а раз в месяц или раз в квартал (а мы знали даже учреждения, где и вовсе никак не празднуются, мало ли, кто когда родился). Где отношения в коллективе выстраиваются по законам групповой динамики, выживает сильнейший и самый незаметный, а то, кто ты и какая ты личность, на самом деле мало кого интересует. И где, конечно, нет никакой индивидуальной реабилитации травмы потери семьи. Потому что этой проблемы вообще не видят взрослые в учреждении. И в условиях коллективных действий во всем, в условиях постоянной коллективной жизни – это в принципе невозможно.

Если это младенец, то отсутствие заботы близкого взрослого, постоянного контакта со знакомым дыханием, ритмом сердца, теплом, постоянная смена чужих людей, чужих рук – сильнейший, просто непредставимый для нас стресс, который испытывает младенец. Он чувствует тревогу за свое выживание, ведь именно тепло и забота ЗНАКОМОГО ему близкого взрослого для него являются сигналом, что он в безопасности и может свободно развиваться и расти. Больничная палата отказного отделения, так же как и палата дома ребенка со сменным персоналом такого чувства ребенку не дают.

Основные чувства ребенка в коллективном учреждении – одиночество, тревога, позже - апатия. Главные навыки, которые он усваивает - не думать и ни с кем не говорить о своей боли, не думать о том, что ты чувствуешь или хочешь (это никого не интересует, есть режим, график и расписание), подстраиваться и находить место в иерархии коллектива, чтобы выжить. Полезные навыки для будущей самостоятельной жизни, не правда ли?

Подстраиваясь, ребенок отчасти освобождается от своей тревоги – все решают за него. Не важно, что будет в будущем, все опять решат за него, не важно, что было в прошлом, потеряв прошлое, теряешь право на него…

Учеба ребенка из детского дома – отдельная песня. Во-первых, чаще всего ребенка школьного возраста заставляют идти в школу на следующий же день после привоза из семьи, реже на второй (хотя это ничего не меняет). Он в стрессе от того, что с ним произошло, он переживает расставание с семьей, возможно, он потерял родителей, которые погибли, и у ребенка острое переживание горя, он нуждается в покое, в аккуратной и чуткой помощи взрослого рядом – но кого это интересует? Школьник? Иди в школу.

То, что первое время после попадания в подобное учреждение ребенку вообще не до учебы, увы, никому не понятно. Но самое главное - другое. Зачем учиться ребенку из детского дома? Кому есть искреннее (неискренность дети чувствуют очень хорошо) не из-за общих показателей дело до его учебы? Кто внимателен к его успехам? Кто похвалит за пятерку? Дети не умеют учиться для себя, пока они маленькие. Учеба - часть их общей коммуникации с родителями (и проблемы в семье мигом отражаются на успеваемости).

Наши дети на самом деле учатся из-за нас. И только во вторую очередь, потому что им это интересно, или они хотят стать космонавтами или киноактерами. И конечно, когда у ребенка есть его «личная» няня или воспитатель, которой именного до этой рыжей или чернявой головы есть дело, то этот ребенок будет стараться несмотря ни на что добиваться результатов. Ради привязанности, ради отношений со взрослым.

А еще ребенок, живя в детском доме, постепенно начинает усваивать некоторую выгоду от своей потери. Ведь то, что он сирота, заставляет толпы людей приезжать и привозить в детские дома подарки, устраивать концерты и праздники. И в самом детском доме чаще всего к труду детей особо не привлекают, за ними убирают, стирают, моют посуду, готовят - все это делает «государство», добротой которого то и дело попрекают детей воспитатели и нянечки. Государство все ему дает за то, что он сирота, ага.

Радость от потребления, от развлечения становится основным дозволенным и активно поддерживаемым учреждением способом получения позитивных эмоций для ребенка.

А самая квинтэссенция этого гимна потреблению происходит на Новый год. В среднем воспитанник детского дома крупного города и пригородов может получить на Новый год от 5 до 20 подарков, просмотреть до 15 утренников и елок, практически нон-стоп.

Подарки зачастую очень дорогие. В прошлом году воспитанник одного из столичных детских домов получил в подарок на Новый год три айфона. Дорогие они или не очень - для ребенка их ценность одинаково нивелируется. Они становятся разменной монетой иерархических разборок в группе, они становится товаром, который меняют на другой товар, на сигареты, например.

Но самое главное, конечно, не только пресыщение Детских домов этой новогодней радостью. А то, что, по сути, она ничего не меняет в жизни этих детей. Все это никак не помогает им стать менее одинокими, стать лучше, сильнее и справиться с жизнью, когда они выйдут на улицу одни, не нужные, как и раньше, никому, но уже без ста человек обслуживающего персонала, готовых завтраков, обедов и ужинов и бесконечных подарков и праздников на Новый год.

Суммарный бюджет трат коммерческих фирм и частных лиц на одаривание детских домов легко мог бы стать бюджетом для полного реформирования всей этой системы так, чтобы в результате мы не получали несчастных, одиноких, неприспособленных к жизни взрослых, которые при этом знают, что государство им должно, и все остальные, по всей видимости, тоже должны, потому что все должны устраивать сиротам праздник - их так научила вся их предыдущая жизнь.

Я постаралась очень коротко сформулировать, что же не так с новогодними подарками и системой интернатного размещения детей. А как же тогда «так»? И как их все-таки реформировать? Про это – в следующий раз.

Елена АЛЬШАНСКАЯ, президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

Источник: Милосердие.RU

[aheron]

Как нам поменять систему детских домов

Люди читают истории про семьи, и вроде бы они понимают, что в детском доме ребенку плохо, но признать необходимость помощи семье на грани отобрания ребенка, или когда ребенка уже забрали и надо его вернуть, для большинства оказалось очень тяжело. Почему?

Я опять начну издалека. Вроде бы издалека. У нас есть проект, который называется «Профилактика социального сиротства», в рамках этого проекта мы помогаем семьям, которые еще не потеряли своих детей, но рискуют потерять. Потерять не в самом ужасном смысле этого слова, а потому что дети из семьи могут попасть в интернатную систему. Либо по причине того, что в семье тяжелая ситуация, и они сами принимают решение отказаться от ребенка, либо когда детей из этих семей отбирают либо собираются отнять в силу каких-то причин, которые показались государственным службам достаточным основанием для того, чтобы считать их некомпетентными родителями, плохо выполняющими свои родительские обязанности.

Мы начали проект помощи этим семьям четыре года назад, и вдруг оказалось, что очень сложно найти для этого проекта поддержку. Реальные ситуации этих семей редко вызывают понимание и сочувствие. К сожалению, все истории про то, как дети из семей попадают в детские дома, в массовом сознании держатся между двумя расхожими мифами.

Первый миф, что дети в интернаты и детские дома попадают исключительно из очень маргинальных семей, в основном алкоголиков и наркоманов, и если уж они туда попали, то это понятно, что к этим родителям они не могут вернуться, потому что это плохие родители, это родители, которые их бросили. Заметьте, когда в СМИ или даже в каких-то общественных выступлениях наших ведущих лиц звучит тема детских домов, они говорят только об одном – детские дома можно закрыть, если устроить всех детей в семьи. Никто даже не обсуждает возможность того, что ребенок может вернуться в родную семью. Он может быть только устроен в новую. «Детям в детских домах нужна семья», - этот посыл мы последнее время все чаще слышим в СМИ, в социальной рекламе. Какая семья? Может ли так быть, что им нужна ИХ собственная семья? Но нет, это обычно не предполагается в бесконечных социальных призывах обеспечить детей семьями. Вопрос так даже не стоит. Ведь в массовом сознании его родная семья это что-то заведомо плохое. Они не справились. Как можно им доверить ребенка? С того момента как ребенок попал в дом ребенка, в детский дом, тема его семьи исчезает. Для СМИ, для власти, для общества. Он действительно физически теряет семью, и она словно исчезает вообще из его жизненной истории в нашем восприятии.

Второй миф, как ни странно, выглядит полной противоположностью первого. Он возник сравнительно недавно, на волне определенных массовых информационных кампаний в СМИ.

В рамках этого мифа злобные органы опеки имеют тайный приказ отбирать как можно больше детей из как можно более хороших семей. И детей они отбирают исключительно из добрых, прекрасных семей, у которых просто не очень много продуктов в холодильнике. И ни одной другой проблемы. И, как ни странно, массовое сознание, существуя между двумя этими мифами, спокойно позволяет уживаться им рядом, не воспринимая детей в интернатах как детей от этой второй категории родителей. Ведь никто не говорит, приходя с подарками в детский дом или разглядывая очередную социальную рекламу на тему семейного устройства: давайте разыщем этих чудесных родителей с пустыми холодильниками. Нет, видимо в сознании людей детей из этих хороших семей помещают в какие-то другие детские дома. Эти две картинки не складываются в одну.

Реальность же находится где-то посередине. Есть семьи действительно очень деградировавшие, и, будем честными, органам опеки приходится иметь дело в основном с ними. Семьи, в которых ребенка отобрали за один шлепок или пустой холодильник, нам не встречались. Обычно это ситуации комплексного и длительного неблагополучия. К сожалению, последнее время мы встречаем истории, когда отобрание детей пытаются использовать как инструмент в родственных спорах – бывших супругов, бабушек. Вот тут действительно, при сговоре с опекой или судом, в интересах родственников чего только не происходит…

Из тех историй, которые раскручивались в СМИ последние несколько лет, где-то половину семей мы знали. Одна из историй, когда у мамы отобрали ребенка, была связана с тем, что у мамы был диагноз шизофрения и ее представление о заботе о ребенке и уходе за жильем были весьма специфичны по сравнению с общепринятыми. Другая история была связана с мамой, находящейся в затяжной депрессии, мама довела ситуацию до многотысячных долгов за коммунальные платежи, серьезную неустроенность быта и запущенность детей, которых иногда забывали покормить. Но все эти истории подавались в СМИ без лишних подробностей, читателям демонстрировалась идеализированная картинка семей, у которых просто так, на ровном месте отобрали детей… увы, это было не совсем правдой.

И обычный читатель, сопереживающей такой семье, потому что он, прежде всего, отождествляет с ней свою семью, себя, знай он всю картинку целиком, вряд ли высказал бы семье сочувствие.

К сожалению, скрывая неприглядную информацию, делая из семей очищенных от любого неблагополучия случайных страдальцев, ради помощи, а чаще всего, ради правильно направленного гнева и возмущения читателей, этим семьям сделали по сути медвежью услугу.

Формируется не просто ложная картина реального мира, а картина, которая блокирует возможность оказания помощи семьям. Потому что реальные семьи, неблагополучные, социально дезадаптированные, малосимпатичные, с точки зрения обычного человека, то есть семьи, из которых как раз и отбирают детей, это те «плохие» из первого мифа, у которых детей и надо отбирать. А нельзя отбирать только у хороших, правильных и чудесных, но с одним (вместо двух) апельсином в холодильнике.

Проблема только в том, что вторых – практически не существует в реальности. На самом деле это те же самые «первые», только очищенные для читателей от лишних подробностей.

И когда мы начинаем говорить о реальных семьях, говорить о том, что им нужно и можно помогать, мы упираемся в стену. Ведь конечно, если в семье тараканы в два слоя и бардак, если мама зимой на прогулку одевает ребенка в холодный комбинезон, если у двух выпускников интерната на 15-ти метрах развалюхи уже родились пятеро детей, если мама «понаехала» из сопредельного государства, родила ребенка «неизвестно от кого» и теперь ночует с ним в сарае на улице – это совсем не те родители, образ которых генерируется историями, про бедных, но прекрасных с одним апельсином…

Очень сложно на этом фоне объяснить, что помощь прежде всего нужна как раз тем, кто не справляется сам, и это очевидно следует из его жизненной неустроенности, которая никогда не выглядит симпатично для внешнего глаза. Что семьи, которые принимают неверные решения сегодня, не всегда будут принимать только неверные решения. Что вообще-то не все проблемы упираются в отсутствие или наличие денежных средств.

Объяснить все это крайне сложно, потому, что это не очевидно. Нет красивой картинки. Вместо Золушки мы явно видим ее старшую сестру, но часто в застиранных золушкиных лохмотьях.

Тогда почему им надо помогать?

Задавая себе этот вопрос, мы становимся на место тех самых сотрудников опеки и попечительства, которые приходят по жалобе (а приходят они всегда оп жалобе) в квартиру, где все выглядит «неприглядно», а мама совсем не напоминает Золушку. И мы должны принять решение: что же делать? Если для нас помощь «не такой» семье не является ценностью, мы примем решения об изъятии ребенка. Что, увы, чаще всего и происходит.

Забрать ли ребенка у одинокой 16-летней мамы, которая явно некомпетентна, проживает одна и ей некому помочь? У многодетной семьи, где никто из членов семьи не работает, у всех отсутствуют документы, а проживают они в отапливаемом самодельными буржуйками сарае с тремя пьющими братьями мужа? У кого-то, кто нам кажется «сектантом»?

Это большая проблема – решение о том, забирать ребенка из семьи или нет, подать в суд на лишение или ограничение родительских прав или нет, принимают органы опеки и попечительства без реальной экспертной оценки, без инструментов помощи, которые обязательно бы включались. Это обычные люди, такие же, как мы с вами. Со своими представлениями о том, как должна быть устроена семейная жизнь, со своим личным опытом. Никакой специальной подготовки нет, насколько ситуация угрожает жизни и здоровью ребенка, определяется на глазок.

Конечно, по-хорошему, такое решение может приниматься только при действительно однозначной сиюминутной угрозе, на основе экспертного мнения специалистов. А главное, даже после этого основной задачей должна стать работа, направленная на возвращение ребенка домой. У нас законодательством такие работы вообще не предусмотрены.

И только приняв факт, что дети попадают в учреждения из семей, которые действительно выглядят неблагополучно (что, кстати, совершено не значит, что ребенок там себя чувствует неблагополучно, и что сложившаяся ситуация не может быть изменена), мы можем двигаться дальше.

Первое, что важно понимать: наши взрослые представления о правильности и норме не совпадают с самоощущением ребенка внутри семьи. Плохо ли ребенку в доме, в котором нет электричества, воды, элементарных удобств, и который вообще не дом, а сарай? Плохо ли ребенку в семье, где на 60-ти квадратных метрах проживают 6 взрослых (один из них алкоголик), 4 ребенка, 27 собак и бесчисленное количество кошек и тараканов? Ужасно, правда?

Вы ответили «да» оба раза? Но без воды, проведенной в дом, электричества и удобств жили еще двести лет тому назад практически все, за исключением особо богатых людей. У нас 60 процентов населения страны и сегодня живет с уборной, устроенной в отдельном сарае с уличной выгребной ямой.

Вы ответили «да» только на второй случай? А если при этом родители детей любят, не бьют, дети знают имена всех животных наизусть, играют с ними целыми днями. Поставьте себя на место этого ребенка в детстве? Как вы себя бы почувствовали? Спорим, что многие в свои 8 лет с удовольствием поменялись бы с ними местами.

Я не пытаюсь рассуждать о том, что нормально, а что нет. Понятие нормы – сущность опасная и растяжимая. Я говорю только о самоощущении ребенка. Хорошо ему или нет в первую очередь зависит от отношения к нему родителей. От заботы, которую умело или нет, они стараются ему выказать, от времени, проведенного вместе, от знаков принятия и любви, а не от туалетов, тараканов и наличия у родителей высшего образования и тонкой компетенции в вопросах грудного вскармливания.

Но при этом надо понимать, что у каждого социума и правда есть некоторые представления о норме, и чем старше становится ребенок, тем важнее для него, для его социализации хотя бы в какой-то степени этой норме соответствовать.

Если мы не говорим о местности, где все проживают примерно в одинаковых условиях (например, в юртах), хорошо бы в этой ситуации внешними инструментами помочь родителям создать для ребенка более комфортные условия. И это ситуации, когда нужна, очень нужна, именно внешняя помощь.

Самое важное, что нужно понимать: родитель не является угрозой для ребенка. Реальной угрозой. Не избивает, не насилует его, не морит голодом и т.п. И вот тут оказывается, что родители, на самом деле представляющие опасность для ребенка, не всегда выглядят маргинально. По ним-то как раз обычно ничего не видно, и понять это за полчаса посещения невозможно. Да и жалоб на них обычно нет. И ребенок, увы, чаще всего молчит из страха или преданности семье, или непонимания, что вообще-то бывает по-другому, что избивать детей ботинками по голове за двойку в других семьях не так уж и принято.

А те семьи, дети из которых чаще всего попадают в детские дома, это семьи, где неблагополучие выражено и заметно. Но далеко не всегда такие семьи являются реальной угрозой для детей. И далеко не всегда ситуация неисправима. Особенно если начать оказывать поддержку на максимально раннем этапе.

Это и есть самый лучший способ реформирования системы детских домов, который всегда начинается с одного – нужно сделать так, чтобы в детские дома попадало как можно меньше детей. Чтобы тем десяткам детей, которые все-таки остались без семьи, можно было либо легко найти приемную семью, либо организовать настоящее реабилитационное пространство для проживания.

А как можно помочь таким семьям? И как нельзя? Почему они такие? Почему не лучше найти более успешную в решении бытовых и социальных проблем семью для ребенка? Об этом мы поговорим в следующий раз.

Елена АЛЬШАНСКАЯ, президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

Источник: Милосердие.RU

[aheron]

Закон «Димы Яковлева» открыл глобальное непонимание или нежелание видеть причины сиротства.
Милосердие.ru
11.01.2013г.

Задача заставить семьи разобрать детей-сирот из учреждений пугает возможными последствиями. Но главное, что ни в указе, ни в заявлениях депутатов нет ни слова про работу с кровной семьей.

Несколько месяцев назад мы ездили во Францию. Мы хотели изучить, как у них работают приюты для мам с детьми. Да-да, приюты бывают не только для детей. А для детей и их родителей.

И у нас такая практика начала развиваться последние годы, сначала в рамках общественных организаций, а недавно начали появляться первые такие государственные центры. Правда, пока все в формате кризисных (на очень короткий срок).

У нас уже два года существует свой такой центр, где могут временно проживать мамы с новорожденными детьми, если из роддома им некуда было с ребенком выйти, и они чуть не совершили самую большую ошибку в своей жизни, оставив ребенка в роддоме, от чувства безвыходности и отчаянья.

Нам казалось, что мы сможем перенять опыт, которому уже не один десяток лет, понять, как устроена система у них, и, возможно, предложить и нашим чиновникам перенять часть позитивного опыта (безусловно, в каждой системе есть и свои минусы, но их перенимать никто не заставляет).

Мы посетили три разных типа приютов для родителей с детьми. И множество других организаций и служб, оказывающих различную помощь семьям с детьми, попавшим в трудную ситуацию. И возвращались домой с очень двойственными чувствами.

Было ясно, что основной принцип работы, который невозможно перенять в одночасье – это огромная насыщенность пространства жизни людей помогающими службами и организациями. На любой вкус, на любой случай, на любую проблему. Разных. Государственных, негосударственных, работающих по разным моделям. Не подчиненным никакому единому ведомству, не работающих ни по каким общим стандартам. Работающих с индивидуальным подходом ради своих клиентов, всегда. И это последнее мы видели во всех организациях и негосударственных, и государственных. Наши социальные сервисы развиты настолько бедно и скудно, что даже до уровня Франции, которая не считается лучшим образцом для подражания в социальной сфере, даже до этого «не лучшего» формата работы по поддержке семьи нам еще много и много верст. У нас просто нет «подушек безопасности» для разных ситуаций неблагополучия.

Приют для мам с младенцами, где они могут жить до трех лет, приют для мам с детьми, где они могут жить сколько угодно, пока не разрешится их ситуация, консультационные службы, медико-социальные отделения при больницах, дневные центры для детей, социальные квартиры для семей с детьми и многое, многое другое. Конечно, и у них полно проблем, и у них пытаются сокращать социальные бюджеты и даже при развитой сети приютов их всегда не хватает, и есть проблемы нерешенные вроде сопровождения мам с психическими расстройствами. И на бюрократию они жалуются. Но, честно говоря, нам бы их проблемы…

Так называемый закон «Димы Яковлева» помимо бурных споров в СМИ и интернете породил все-таки что-то похожее на попытку изменить ситуацию с детьми, оставшимися без попечения родителей. Издан указ президента. Единая Россия готовит партийную программу. Депутаты Госдумы спешно пытаются принять хоть какие-то законы по теме.

И в этой суете обнаружилась главное. Руководство нашей страны и люди, принимающие законы, по которым мы живем, искренне не понимают, что за явление такое социальное сиротство. Похоже, что, решив воспользоваться темой детей ради своих дипломатических игр, депутаты не знали, что за монстра в мешке они вытаскивают на свет.

Нашим детям плохо живется в детских домах? Ой, а давайте быстро добавим им финансирования. Ничего, что они едят невероятных объемов бюджетные деньги и расходы на содержание там детей превышают все мыслимые и немыслимые величины, напомню, из наших налогов. Ничего, что это вообще никак не влияет на реальное положение детей, проблемы которых только в том, что они растут в коллективной среде, вне семьи, и только лишь это является проблемой, влияющей на то, что они не развиваются полноценно, как личности, не могут потом социализироваться. И никакими бюджетами учреждений это не решается, так как учреждения и их устройство – и есть причина тех самых проблем.

Американцы усыновляют наших детей? А дети все равно остаются в интернатах? Срочно материально простимулируем усыновителей, снимем все барьеры, пусть разбирают быстро, надо, чтобы завтра никого там не было! Понимание того, что дети - это живые люди, со своей личной историей, личной трагедией, и они не собачки и не подарки под елкой, которых надо «пристроить» да еще и быстро, явно недоступно пока нашим государственным людям. Подобный подход к семейному устройству может привести и ко вторичным возвратам, и к личным трагедиям и детей, и семей. У нас как всегда идеи живут отдельно от реальности. В первую очередь у нас нет инфраструктуры поддержки принимающих семей. У нас нет законодательно закрепленного сопровождения этих семей. С 1 января этого года – только подготовка. Хотя всем ясно, что реальная помощь должна быть тогда, когда начинаются и реальные же проблемы и вопросы.

Подготовка эта введена в рамках той же кампании. Без подготовки кадров, без разработки программ. Просто вот раз, написали закон и по мановению волшебного пера в каждом уголке нашей необъятной родины должны из ничего материализоваться специалисты с качественными программами, понимающие в подготовке приемных семей. Специалисты, которые до этого в регионе отсутствовали, которые не понимали особенностей психологии детей, переживших травму потери семьи и жизнь в коллективном учреждении, которые в глаза приемных родителей никогда до этого не видели, а теперь все про них знают и будут их учить.

Но самое главное даже не это. Хотя, конечно, эта задача, практически заставить семьи разобрать детей из учреждений, пугает своими возможными чудовищными последствиями. Главное то, что ни в указе, ни в заявлениях депутатов нет НИ СЛОВА про работу с кровной семьей.

То есть существует искренняя вера, что силой, деньгами, квартирами «простимулировав» раздачу всех детей, которые сейчас живут в учреждениях, в семьи, мы решим проблему сиротства. Еще и добавив учреждениям денег, напомню.

Более непрофессиональный взгляд на проблему сложно просто представить. Во-первых, «простимулированные» опять же деньгами и не реформированные с точки зрения устройства и целей работы учреждения для детей-сирот будут совершенно не мотивированы «постепенно исчезать». Даже раздача всех детей по семьям не изменит ничего. Завтра на их месте вы получите столько же новых.

У нас каждый год от общего количества детей выявляется примерно один и тот же процент детей, оставшихся без родительского попечения. Практически все они – социальные сироты. Это значит, что родители у них живы, родственники у них есть. Лишь незначительный процент детей подкидыши или находится в ситуации «все умерли». Большая часть этих детей – это дети старше 6 лет и подростки. Еще дети с разными отклонениям и проблемами здоровья. И лишь небольшое количество от общей массы (не более 10 процентов) – это отказные младенцы. Конечно же, не все из них здоровые. А главное, и из этих отказных младенцев большая часть – по социальным причинам.

Это значит, что все эти дети при надлежащей работе с семьей, с родственникам и с ближним кругом общения – могли бы никуда не попадать.

И когда я смотрю на французские не идеальные сервисы, на то, сколько соломок они подстелили для семей, сколько разных вариантов поддержки может получить человек, попавший в беду, не умеющий устроить свою жизнь. Когда вижу, как у нас нет не только всех этих сервисов, но даже зарождающегося понимания, что причина сиротства – в семейном неблагополучии, при котором вовремя была не получена помощь, мне становится очень грустно. Я понимаю, что закон «Димы Яковлева» не просто расшевелил тему, но открыл глобальное много лет транслируемое непонимание или нежелание видеть причины и работать с причинами.

Наш семейный кодекс при изъятии ребенка из семьи требует в семидневный срок подать в суд заявление о лишении или ограничении прав родителей. Наш семейный кодекс при этом не предполагает, что с причинами изъятия можно работать и помочь семье или вернуть ребенка в нее же. Ни слова о том, что это нужно срочно поменять, не прозвучало за эти дни. Ни слова о том, что надо набраться смелости и посмотреть в лицо семейному неблагополучию. И обнаружить в нем отсутствие поддержки семей с детьми. Увидеть не виновность родителей, а отсутствие служб, сервисов, инфраструктуры, помогающей человеку вырастить ребенка, не скатившись в бедность, не маргинализировавшись, помочь ему подняться, если он упал. Во всем нашем прекрасном законодательстве отсутствует такая цель, как сохранение для ребенка семейного проживания. А пока нет такой цели, конечно же, не будет никакой работы в этом направлении. И будет лишь попытка вычерпать море ложками, решив проблему сиротства материальным стимулированием приемных семей с громкими словами и огромными бюджетами, снова попадающими в черную дыру сиротства. Без перспективы изменить эту ситуацию для наших детей.

Елена АЛЬШАНСКАЯ, президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

[Klukva Severnai]

Закон «Димы Яковлева» открыл глобальное непонимание или нежелание видеть причины сиротства.
Милосердие.ru
11.01.2013г.

Блестящая статья!!!

[aheron]

Видео и текстовая расшифровка семинара Елены Альшанской «ДЕТИ-СИРОТЫ. В ЧЕМ ПРОБЛЕМА И ГДЕ РЕШЕНИЕ?», который прошел 24 февраля в КЦ "Покровские ворота", лежат здесь

[Svetlana.M.]

Спасибо, что сделали в таком формате информацию!!!
А то у меня не всегда находиться время посещать сайт, а здесь очень удобно увидеть полностью статью.