Пресса, Тема 2011 г. 2011 - 2013 год Опции

[Klukva Severnai]

"Неравнодушие: уникальная операции вернула малышу-сироте зрение"

http://www.miloserdie.ru/index.php?ss=1&am...78&id=15357

История полуторагодовалого сироты Максима – история неравнодушия. Мы опустим рассказ о том, в силу каких обстоятельств ребенок, лишенный зрения и слуха, в полтора года оказался в доме ребенка. Мы хотим рассказать о том, что произошло с ним после, о том, как изменилась его жизнь благодаря людям, которые не остались равнодушными и не прошли мимо. Эта история не о боли, горестях или жизненной несправедливости, а о том, что можно и нужно ставить им в противовес: о доброте и заботе, о внимании и отзывчивости, о простых поступках, совершать которые никто не обязан, но совершает, потому что не может по-другому.
«Этим летом мне позвонили из дома ребенка, которому я помогаю. Главврач, замечательная женщина, переживающая за детей, сообщила, что недавно у них появился малыш Максим полутора лет, который не видит и не слышит», - рассказывает волонтер Татьяна начало истории Максима.
За помощью в организации обследования и лечения Максима Татьяна обратилась к волонтерам команды «Дети в беде» БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам» (www.otkazniki.ru). Показать мальчика решили доктору Петру Петровичу Скрипцу, который, сотрудничая с Фондом на протяжении нескольких лет, оказывает посильную помощь детям-сиротам, многих из них буквально спасая от слепоты.
Принял Петр Петрович и Максима. На самом деле, за простым словом «принял» стоит немалое количество организационных, административных и финансовых вопросов, которые требовали безотлагательного решения для того, чтобы мальчик получил возможность лечиться. Занимались этими вопросами большей частью волонтеры.
Несмотря на очень плотный график и на то, что запись на операции ведется на полгода вперед, Петр Петрович смог найти время для срочной операции Максима, ведь в противном случае малышу грозила бы полная необратимая потеря зрения. У малыша уже начинала мутнеть роговица. Доктор лично занимался оформлением для мальчика педиатрической квоты.
Параллельно с этим волонтеры вели сбор средств на проведение специальных анализов, на оплату няни, без которой ребенок в таком возрасте просто не смог бы находится в больнице после операции, поддерживали постоянную связь с домом ребенка.
Для проведения операции необходимо было срочно приобрести дорогостоящие интраокулярные линзы и дренажные клапаны. Линзы Максим получил по квоте, а вот сбор средств на покупку дорогостоящих клапанов мог затянуться. На помощь вновь пришел доктор Скрипец, лично обратившись к руководству компании «Визион Технолоджи» с просьбой предоставить дренажные клапаны для операции, не дожидаясь оплаты. Реакция руководства компании была мгновенной и превзошла все ожидания: один клапан был передан Максиму безвозмездно, а из пожертвований позже был оплачен второй.
Так благодаря совместным усилиям волонтеров, сотрудников дома ребенка, доктора Скрипца, замечательного руководства фирмы «Визион Технолоджи» и всех, кто участвовал в сборе средств на лечение мальчика, спустя два дня после проведения обследования, Максиму была сделана первая, а позже и вторая операция.
Сложнейшие операции можно по праву назвать уникальными. Достаточно лишь сказать, что Максим был вторым ребенком в мире, прооперированным интраокулярными линзами при таком генетическом заболевании. Первого пациента так же оперировал Петр Петрович Скрипец.
В результате ребенок, поступивший на лечение фактически слепым, уже через неделю после операции стал улавливать движения и следить за передвигающимися предметами. Спустя еще некоторое время малыш стал тянуть руки к игрушкам, интересоваться тем, что происходит вокруг, а это значит, что свет стал проникать в сетчатку и, по словам доктора, самое главное сейчас – это просто «раскачать мозг для того, чтобы он снова заработал».
На вопрос о прогнозах относительно зрения Максима Петр Петрович ответил: «В будущем мы надеемся достичь того уровня зрения, чтобы он смог по крайней мере обходиться без внешней помощи, т. е. достичь уровня слабовидения. Это уже не незрячесть, когда дети не могут обслуживать себя сами без специальной подготовки и обучения. Это дети, которые видят, но им просто нужно увеличивать изображение. С такими детьми гораздо легче. Поэтому, если нам удастся передвинуть его из группы незрячих в группу слабовидящих, это будет большой скачок».
Помимо офтальмологического лечения, Максим проходил ряд других обследований и продолжал радовать своими успехами. Так, мальчик стал слышать на одно ушко, и есть надежда на полное восстановление слуха.
Волонтер Татьяна, видевшая малыша некоторое время спустя после операции, рассказала, что за такой короткий период персонального ухода Максимка изменился до неузнаваемости: стал садиться, держаться за палец няни, пружинить ножками, начал проявлять интерес к игрушкам, к окружающему миру. Происходящим с ним чудесам есть простое практическое объяснение: 24 часа в сутки малыш находился в заботливых руках медперсонала и няни.
Несмотря на очевидные успехи и улучшение состояния Максима, волонтерам и всем, кто оказался участником этой истории, предстоит сделать еще очень и очень многое. Продолжится сбор средств на оплату услуг профессиональной няни, на обеспечение малыша необходимыми средствами ухода, будут решаться самые различные вопросы по организации его дальнейшего лечения.
После операции в течение трех-четырех лет Максиму необходимо продолжать периодическое стимуляционное лечение в НИИ педиатрии и детской хирургии. В это время рядом с ним постоянно должна находиться няня, ведь маленький слабовидящий ребенок не в состоянии обслуживать себя самостоятельно, не говоря уже о том, что в такой сложный период ему, как любому ребенку, просто необходимы поддержка, забота, тепло и, конечно же, любовь взрослого.
Сейчас Максимку перевезли обратно в дом ребенка, где он будет находиться до начала следующего курса лечения, которое для него обязательно организуют неравнодушные люди. Организуют еще не раз, потому что, перефразируя великого писателя, «мы в ответе за тех, кому помогли». В данном случае это действительно так, ведь остановившись на полпути, можно перечеркнуть не только усилия стольких людей, пришедших на помощь, но и надежды малыша на выздоровление и счастливое будущее. И люди, ставшие для Максима поистине родными, знают об этом лучше всех остальных.
Ни о чем не знает пока только маленький голубоглазый красавец Максимка: ни о том, сколько друзей и добрых людей его окружают, ни о том, что ему обязательно помогут и не оставят. Пока он просто живет и растет, а теперь еще и видит свет, свет который ему подарили.
Очень хочется, чтобы все поверили так же, как верим мы, в то, что никакие усилия не бывают напрасными, что отзывчивость, добрая воля и неравнодушие во все времена способны творить чудеса, преодолевать любые препятствия, достигать любые цели. И чем больше людей верят в это, тем ближе кажется цель и более преодолимыми представляются препятствия.

Елена НОСОВА, «Волонтеры в помощь детям-сиротам» (Отказники.РУ)

Проект «Дети в беде»
«Дети в беде» – один из проектов Фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» (www.otkazniki.ru). Волонтеры данной команды помогают детям-сиротам, нуждающимся в лечении. Не секрет, что очень частая причина отказа от ребенка – та или иная болезнь. Так они попадают в дома ребенка, где далеко не все малыши имеют возможность воспользоваться своим правом на бесплатное медицинское обслуживание. Попросту этим некому заниматься. У персонала учреждения даже при всем желании нет возможности по-матерински заботиться о здоровье каждого подопечного ребенка. Если вовремя не пройти курс лечения, заболевание может перейти в неизлечимую стадию. Вот тут на помощь приходят волонтеры. Они следят за лечением детей, отстаивают очереди, чтобы получить квоты, договариваются о повторных госпитализациях, обеспечивают детей всем необходимым во время лечения. Но существует еще одна проблема. Государством не предусмотрен персонал, который бы ухаживал за сиротами во время госпитализации, его нет ни в детском учреждении, ни в больнице. Именно поэтому детей чаще всего не госпитализируют. Отсутствие специального ухода сводит на нет все усилия врачей. Особенно это актуально для малышей и детей-инвалидов, которые не могут ухаживать за собой сами. Для таких детей Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» нанимает нянь. Женщина ложится с ребенком в больницу в самом начале госпитализации и находится с ним, как мама, до самой выписки. Во всем помогает ему, ухаживает, водит на процедуры, и… развивает. После долгосрочной госпитализации на лицо скачок в развитии ребенка, ведь даже не очень долгий тесный контакт со взрослым человеком идет детям-сиротам на пользу. Быть няней очень непросто: 24 часа в сутки по несколько недель подряд они испытывают как физическую, так и психологическую нагрузку. Но няни необходимы детям! Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» постоянно ведет сбор средств на оплату труда нянь.

"Няни очень нужны"

Журнал "Дети дома". 2010. 6. С. 13 - 14 - http://copy.yandex.net/?fmode=envelope&...406&keyno=0

Группа волонтеров, впоследствии оформившаяся в фонд "Волонтеры в помощь детям-сиротам" и создавшая знаменитый уже сайт Оtkazniki.ru, стали первопроходцами в деле защиты прав отказников и социальных сирот, длительное время находящихся в больнице. Три года назад они тоже начинали свою деятельность с поиска единошленников через Интернет, с поставок в больницы подгузников и детской одежды.
Следующим шагом стало появление в лечебных учреждениях нянь, которые занимались детьми, и зарплату которым платил фонд, а не государство. Но главное, Елена Альшанская, президент благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам", стала стучать во все двери, пытаясь найти взаимопонимание с властными структурами, чтобы изменить положение отказников в больницах.
Волонтеры добились своего: 16 мая 2007 г. Московская областная дума приняла законопроект, который позволил ввести в бюджет области дополнительное финансирование на содержание брошенных детей и дополнительные ставки для педагогического персонала в больницах. Правда, ставки, выделенные государством, очень малы, и фонд по-прежнему доплачивает няням. Другим важным успехом стало сокращение срока пребывания ребенка в больнице.
Попытки изменить законодательство на федеральном уровне пока не увенчались успехом, потому что сегодня финансирование отказников в больницах - исключительно вопрос региональной власти и регионального бюджета. Вот почему очень важно, чтобы подобные проекты развивались во всех регионах. Важно координировать свою деятельность и создавать систему общественного контроля над сиротскими учреждениями.
При поддержке фонда такие волонтерские организации уже работают в Нижнем Новгороде, Екатеринурге и Челябинске.
Безусловно, дети в больнице - забота не только медиков, не только социальных служб и волонтеров, но и каждого из нас.

Чем лично я могу помочь такому ребенку?
Этот вопрос мы задали Марине Андреевой, координатору команды "Содействие семейному устройству" благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам".

- Чем ему можно помочь?
Во-первых, очень важно, чтобы ребенок не оставался в палате один, рядом должен быть заботливый взрослый. В свое время мы добились того, чтобы к отказникам в больницы Московской области набирали дополнительный персонал - нянь. Они играют с детьми, читают, рисуют с ними, просто уделяют внимание, разговаривают с детьми, носят на руках, утешают. Тогда ребенку легче почувствовать себя в безопасности. В других регионах такого нет до сих пор. Там детей просто закрывают в палатах. Бывает так, что ребенок живет, как затворник, в одиночном боксе, медсестры физически не успевают оказать всем внимание,, например в большом отделении отказников, где лежат сразу 30 - 40 детей. Поэтому нужен дополнительный персона. Если его нет, выход - волонтерский уход.

- Возьмем ситуацию, когда мама лежит в больнице со своим ребенком и рядом - ребенок-сирота, что она может сделать для этого малыша?
Лучше всего спросить у медсестры, чем ему помочь: она должна знать, чего не хватает малышу. Могут быть нужны памперсы, пеленки или какие-нибудь лекарства. Если заведующий отделения не против, можно повозиться с детьми. Пеленать, играть, читать книжки. Хотя бывает, что медперсонал не желает такой помощи. Ведь не секрет, что после общения с волонтерами дети начинают капризничать, плакать, когда остаются одни: вот только что им было хорошо и весело, а теперь они снова в одиночестве. И нянечки часто жалуются: "Вы поменьше их на руки берите, а то нам потом их плач слушать всю ночь".
А можно сделать для ребенка нечто большее. Многие волонтерские движения начались с того, что какая-то мама лежала со своим ребенком в больнице, увидела глаза отказника и захотела помочь таким детям. Можно найти малышу новую семью. Или помочь вернуться к кровным родителям. Можно вникнуть в проблему, понять, почему родители отказались от своего ребенка. Мало кто знает, что почти тридцати процентам семей можно помочь вернуть ребенка
Главный недостаток этой системы - ее закрытость. Общество не видит отказников, не знает об их проблемах, многие вообще не подозревают об их существовании. Прежде всего необходимо сделать систему более открытой для общества. Волонтерское движение способствует как раз этому. Поэтому так приятно, что появляется все больше больниц, готовых принять волонтерскую помощь, не относящихся к ней с подозрением и настороженностью. И все больше неравнодушных людей, которые сами предлагают свою помощь.
И еще - необходимо создать по-настоящему эффективную систему социальной поддержки семей, находящихся в трудной жизненной ситуации. На сегодняшний момент общество может только наклеить ярлык, осудить: алкоголики, тунеядцы... А если мы научимся помогать этим семьям, то сохраним родителей колоссальному количеству детей. Они не будут в таком количестве попадать в больницы, становиться отказниками. При существующем положении дел мы будем до бесконечности искать детям новые семьи, и пока не начнем поддерживать родителей в трудных ситуациях, ужасная статистика социального сиротства в нашей стране кардинально не изменится.

Мария Доброславская, пресс-секретарь фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам.
Для ухода за детьми-сиротами во время госпитализации Фонд "Волонтеры в помошь детям-сиротам" на пожертвованные средства нанимает нянь. Только благодаря заботам нянь лечение может быть. Часто дети не могут обслуживать себя сами. Поэтому няни - единственный выход. Бз них лечение невозможно и неэффективно. Няни ложатся с детьми в больницы и находятся с ними круглосуточно без выходных до самой выписки, бывает, месяцами. Как мамы. Няни не только проходят с детьми необходимые процеудыр, ухаживают в сложный послеоперационный период. Они занимаются с детьми. И после выписки у детей очевиден скачок в развитии. Естественно, труд таких мам необходимо оплачивать, ведь у всех нянь своя жизнь, свои семьи.

[Klukva Severnai]

Усыновленный в России — история мальчика Степы, которого невозможно не любить.

http://www.pravmir.ru/malchik-kotorogo-nev...zhno-ne-lyubit/

Тема о Степане: http://otkazniki.ru/forum/index.php?showtopic=13739

Однажды мальчик Степа чуть было не уехал из детского дома: с ним познакомились американские родители, привезли подарки, чемодан, куда мальчик должен был сложить свои вещи перед отъездом в свой новый дом. Но почти перед судом, который должен был передать мальчика маме и папе, был принят Закон «Димы Яковлева»… Степа остался в детском доме.

Но ему все-таки повезло. В конце мая у мальчика, который может передвигаться лишь в инвалидной коляске, появилась в Самаре самая настоящая семья: мама Наталья Кажаева, две сестры тринадцати и четырнадцати лет, бабушка и даже собака. Хотя насчет того, кому повезло больше, Степе или его приемной маме, Наталья готова поспорить: она считает сына лучшим мальчиком на свете.

"— Все началось, на самом деле, больше двадцати лет назад. Первый брак у меня был бездетный, и, после длительных обследований и лечения у нас появилась мысль усыновить ребенка. Но дальше раздумий дело не пошло, поскольку, пока мы думали, в семье начались проблемы…

Во втором браке сразу у меня родились две замечательные дочки-погодки. Когда на свет появились девочки, мысль о приемном ребенке отошла на второй план. Но она постоянно возвращалась. Когда я смотрела фильмы, читала статьи на соответствующую тему, у меня постоянно было чувство вины, что где-то есть мой ребенок, которого я должна была взять и не взяла. Спустя десять лет, к сожалению, и этот брак распался…

И вот когда я осталась одна с дочками, я им предложила: «Давайте приемную семью организуем, возьмем деток».

Но в какой-то момент остановило то, что без мужа будет трудно, я все еще не теряла надежду наконец то счастливо выйти замуж. А если у меня будут приемные дети, тогда точно это не получится. Четыре года искала мужа, а год назад вдруг поняла — не там ищу. Для чего в доме мужчина, для которого семья не так важна, который не способен поддержать мою мысль взять приемного ребенка?

И вот год назад, первого сентября, через Самару проходил велопробег «Россия без сирот». Я была на конференции, посвященной этой акции.

Все эти годы у меня было два страха относительно приемной семьи: о первом я уже сказала — не выйти замуж, и второе — пугала наследственность этих детей, потому что наблюдала очень серьезные проблемы с приемными детьми в семьях знакомых.

Но когда в зал зашли ребята, бывшие беспризорники, скитавшиеся многие годы на улице, родившиеся в семьях алкоголиков, ставшие в семьях музыкантами, спортсменами, и просто классными мальчишками и девчонками, все страхи прошли практически мгновенно.

По поводу страха больше не выйти замуж: уже после конференции я подошла к Геннадию Мохненко, приемному отцу, который активно занимается помощью детям-сиротам на Украине, и поделилась своими сомнениями. Он мне рассказал, что на Украине есть девушка 25 лет, которая взяла семерых детей и после этого вышла замуж. И добавил: «Возьми, если можешь…» И я перестала переживать по этому поводу: тот человек, который нужен нашей семье, не испугается приемных детей. А тот, который испугается — нам точно не нужен.

Это было первым шагом к моему сыночку. Сейчас смеюсь, что Степу выносила ровно 9 месяцев. Потому что 1-го сентября пришло окончательное решение взять ребенка, а 26 мая привезла сына домой.

Без лишних эмоций

Сейчас, когда люди приходят ко мне за советом, прося рассказать, как я взяла приемного ребенка, я говорю: «Главное — не спеши, потому что здесь нельзя на эмоциях». Внутренне уже твердо решив, что я стану приемной мамой, я начала читать в интернете истории родителей, которые взяли детей, изучать родительские форумы, в общем, пыталась найти максимум информации. В это же время я стала по различным сайтам смотреть фотографии детей, которые ищут семью. Оказалось, что у нас в Самаре в принципе нет в сети базы данных с фотографиями самарских деток.

Очень долго ничего не ёкало… Со страниц сайтов на меня смотрели детки с грустными глазами, их было очень жалко, и все. И тут случайно на сайте «Отказники.ру» я наткнулась на мальчика. С экрана на меня смотрел малыш, которого хотелось прижать к себе и не отпускать… Но, прочитав анкету, я увидела, что мальчик не ходит. Первая мысль — зачем мне инвалид, что я буду с ним делать, может быть, нужно взять здорового?

Но, видимо, Бог вел меня, чтобы я, наконец, нашла своего сына. Потому что буквально через несколько дней я случайно в интернете натыкаюсь на ссылку на программу Малахова «Пусть говорят», где участвуют мальчики-инвалиды, без ног, которые нашли своих родителей.

Полночи смотрела и плакала: понимала — эти дети ничем не отличаются от здоровых, и мама им нужна еще больше. В ту ночь я решила, что того мальчика я забираю однозначно. Я начала постепенно разговаривать с дочерьми… Это был в ноябре. Но прошло два месяца, вроде решение принято, ребенок найден, а с места ничего не сдвинулось. И вдруг в предновогодней суете понимаю, что вот я все еще думаю, а мой ребенок Новый год будет отмечать в детском доме. Это было 25-го декабря, а уже 26-го я пришла в опеку, взяла списки документов, которые нужно собрать, записалась на занятия школы приемных родителей. С 12-го января я начала обучение и сбор документов.

И все равно остались страхи, сомнения, они периодически очень сильно накатывали, поэтому собирала документы очень медленно, не переставая все же читать и изучать информацию об особенностях приемных детей. И вот однажды, 17 апреля, как сейчас помню, мне звонит дочка и говорит: «Мама, на сайте написано — нашего мальчика забрали в семью «. Теперь я в этом тоже вижу Божий промысл: у мальчика оказалась более тяжелая ситуация со здоровьем, чем у моего Степы. Я сегодня понимаю, что одной его мне бы не по силам было поднять. Зато у малыша теперь есть и папа, и мама.

А я тогда вновь начала думать, что инвалид — это не мое, документы уже почти готовы, возьму в Самаре здоровенького ребенка. Волонтеру из фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», с которой я общалась в «Одноклассниках», я написала, что раз забрали мальчишку, который пять с половиной лет был никому не нужен, забрали, как только я почти собрала документы, значит — не судьба.

Она мне кидает три ссылки: «Если вы готовы взять инвалида, посмотрите еще троих деток». Первой была Степина страничка. Я просто показала ее детям, и мы хором сказали: «Это НАШ ребенок». Если честно, я каждый день на него смотрю и думаю: «Господи, какое счастье, что именно он и никто другой оказался в нашей семье. Было бы ужасно, если бы этот необыкновенный, благословенный ребенок остался в детском доме».

Совсем не страшная опека

Есть миф, что очень трудно собрать документы, что опека чинит всякие препятствия. Не знаю, может быть, где-то это и есть, но на моем пути встретились замечательные люди…

Моя мама была категорически против того, чтобы я взяла приемного ребенка. Прежде чем сказать ей, что я точно решилась это сделать, я неделю ходила с головными болями, не зная, как приступить. Когда она, наконец, услышала новость, был скандал, истерики и обмороки. А мне нужна была от нее подпись и личное свидетельство органам опеки, что она согласна, ведь мы живем вместе в своем большом доме.

И вот, когда это все происходило, однажды я сказала: «Господи, это Твой ребенок, если Ты хочешь, чтобы он был в моей семье, то разрули, пожалуйста, как-то эту ситуацию». Спокойно легла спать, утром пришла в органы опеки, и оказалось, мой инспектор в отпуске, меня направили к другому. Другой инспектор сказал: «Мне не надо личного согласия бабушки, я приду, посмотрю детскую комнату, и все».

Дальше события разворачивались так: 20 мая мне нужно быть в Москве, потому что 1-го июня Степка должен был уехать на море с детским домом. 15 мая я прихожу в нашу опеку и говорю, что мне 17 мая нужны документы. В ответ слышу: «Вы что, они неделю делаются». Объяснила ситуацию, мне пошли навстречу, и 17 мая документы были готовы. В понедельник, 20 мая, в 6 утра я была в Москве.

Приезжаю в опеку, которая была обозначена на сайте, где я увидела Степу. Оказывается, там не приемный день, и никого не должно быть в десять часов утра, в не приемные дни обычно инспекторы приходят к трем. Но вот в десять там совершенно случайно оказывается именно тот человек, который мне нужен, и в не приемное время дает мне все координаты той опеки, к которой прикреплен Степа.

Приезжаем туда с волонтером, там тоже не приемное, но мне практически сразу дали направление на знакомство со Степой. В общем, в час дня мы уже были в детском доме.

Встреча

Инспектор из опеки позвонила в детдом, и нас ждали. Все детки ушли спать, а Степа сидел в группе в своей инвалидной коляске, маленький, одинокий, грустный-грустный. У детей в учреждении вообще на лице какая-то обреченность, что ли, безнадежность.

Когда Степе сказали, что пришли к нему, грусть на лице сменилась невероятной радостью и удивлением: «Неужели это ко мне?». И вместе с тем тревога, ожидание, что сказка все равно закончится, что все равно уйдут.

В первый день, когда мы приехали с волонтером Леной, он кинулся к нам обеим. Сел ко мне на руки: «Мама, я тебя ждал». Потом сел к ней: «Мама, я тебя ждал». Детдомовские дети так ко всем идут. Пока мы гуляли со Степой, зашел какой-то мужчина, подарки занес, он к нему подошел: «Папа, я тебя ждал».

Следующие две встречи я приезжала одна. А в четверг, когда согласие было подписано, опека готовила документы, мы с Леной опять приехали вдвоем. И тут уже я была Мамой, а Лена — Леной. И вот с тех пор мама — это непререкаемый авторитет.

Бессонная ночь

Всю дорогу до Самары, а это больше суток, Степка не спал. Видимо, был такой взрыв эмоций, обилие впечатлений. А еще он очень боялся поездов. Когда за окном мчались другие поезда, он как котенок прижимался ко мне, трясясь от страха.

В поезд я набрала с собой фруктов, творожков, побоявшись, что другие продукты испортятся из-за жары. Степа отказался есть то, что я ему предложила. Зато ходил по всему вагону и угощался. Сосед ел доширак, Степа подошел: «Дядя, это что? Суп? Я у тебя поем». Взял ложку, поел. Другой мужчина открыл свой чемоданчик, а у него сумка-холодильник. Степа: «Это у тебя что? — Простокваша». Взял ложку, сел к нему рядом, причем, не спрашивая, поел. Закусил сосиской. В общем, кормил его весь вагон. Причем с удовольствием, попадая под Степино очарование. Мои творожки пришлось доедать самой.

Новый мир

Первые дни дома Степка ходил просто с вытаращенными глазами, его удивляло все, даже прогулка на площадке возле дома становилась событием. А попав в обычный парк, Степа так растерялся, что мне с трудом удалось сделать несколько фотографий, где он улыбается.

Сегодня каждый день Степа узнает что-то новое, для него открываются не знакомые ранее реалии мира, которые домашний ребенок знает с младенчества.

Например, Степа раньше никогда не ездил в общественном транспорте. Когда мы садились в автобус в первый раз, он трогал всех людей, со всеми здоровался. Но он настолько позитивный, светлый, искренний, настолько у него потрясающая улыбка, что вокруг все начинают улыбаться.

Сейчас он в транспорте ездит спокойно. Буквально вчера Степка «работал» кондуктором — передавал водителю деньги за проезд, передавал билет, такой счастливый был. Весь салон улыбался, глядя на него.

Забыла сказать о наших успехах в освоении компьютера!

И по дому помогать очень любит, говорит: «Я — твой помощник!»

Прошло два месяца, и мой сынок изменился до неузнаваемости — взгляд стал уверенным, сосредоточенным, плечи развернулись. Со стороны это уже обычный, домашний ребенок.

Прорыв после Волги

Никаких особых проблем, которые были бы неожиданными, не возникало. Единственно, первые три-четыре недели Степа постоянно говорил: «Я не слышу». Мы уже не знали, что делать, думали его к ЛОРу вести. А потом я поняла, что в какие-то моменты он прямо «зависает», вообще ничего не воспринимает, потому что на него свалился огромный поток информации, и мозг не успевает ее перерабатывать. Вот и защищается таким образом от перегрузки.

Но когда мы в июне начали собираться в христианский палаточный лагерь за Волгой, упаковывать сумки, это вдруг прошло. Ступор сменился интересом и любопытством. А после Волги в развитии Степы начался самый настоящий прорыв. В первые дни он очень плохо разговаривал, говорил какие-то короткие фразы, и они были ограниченны бытовыми моментами: поесть, попить, поспать. То есть у него был очень маленький словарный запас, и очень многие вещи он просто не мог объяснить, потому что не знал слов, ведь его кругозор был ограничен только четырьмя стенами детского дома и больницами. Теперь же Степка научился плавать в нарукавниках, нырять.

И начал говорить. Не просто говорить, рассуждать, анализировать, делать выводы.

Страх, что мама уйдет

Несколько раз случались приступы панического страха, что я уйду и не вернусь. Однажды это началось без меня, когда дочки остались одни. Степа залез под стол, полчаса сидел, кричал, никого не подпускал, плакал очень жалобно. Когда они пытались успокоить, он в них кидался всем, что под руку подойдет, и дрался. Но когда я пришла, он заулыбался, как-то сам собой успокоился.

Однажды приступ страха начался, когда я собиралась уходить по делам, пришлось взять Степу с собой, дочка быстренько помогла ему собраться. Я понимаю, что его нельзя пока травмировать.

А недавно утром он проснулся, увидел, что я собираюсь уходить, у него — опять паника. Говорю: «Степа, я быстренько схожу, вернусь и тебе привезу сок». Он в ответ: «Мне ничего не надо, я боюсь, что ты уйдешь». Решила, ладно, не пойду никуда. Потом смотрю: разыгрался с дочкой и говорит ей: «Мама сейчас пойдет по делам, принесет мне сок». Тогда я спросила: «Степ, я пойду?» Отвечает: «Иди».

Видимо, иногда ему вспоминается прошлое: волонтеры нанимали ему нянечек для ухода на время лечения. Лечение заканчивалось, дверь закрывалась, человек уходил. Понятно, что за месяц, за два Степа успевал привязаться. Когда у него вот это всплывает в памяти, он пугается. Но все-таки, я думаю, где-то в глубине души он уже поверил, что я не уйду, что он дома навсегда.

Мир с бабушкой

Бабушка совсем недавно приняла Степу окончательно. Он уже может заходить к ней «в гости», в ее комнату, она кормит его конфетами. Но процесс привыкания у нее был постепенным. Сначала она вообще его к себе в комнату не впускала, когда он пытался к ней зайти, говорила: «Не заходи ко мне, это моя комната, тебе нельзя сюда». А ребенок — это ведь зеркало взрослых. Как-то бабушка зашла к нам, и Степа закричал: «Иди отсюда, тебе сюда нельзя, это наша комната». Бабушка обиделась. Но сейчас все по-другому, и бабушка смотрит на Степу уже иными глазами.

Наши трудности

Понятно, что Степино здоровье требует постоянного внимания. Сейчас мы лечимся в Самарском Реацентре. Еще у нас занятия с логопедом, психологом. 12 августа мы ложимся в больницу: операция на ножке. Потом — несколько месяцев гипса… Потом снова реабилитация…

Работать с таким ребенком не получится. Выходит, что теперь я работаю мамой. Хотя у нас в Самаре очень маленькие выплаты приемным родителям, на себя и Степу я получаю чуть больше 12 тысяч рублей.

Без помощи неравнодушных людей нам было бы трудно.

Наше лечение в Реацентре — это 115 тысяч рублей — нам оплатил благотворительный фонд, волонтеры оплатили ортопедическую обувь — шесть тысяч рублей. Как раз половина наших выплат.

Мы столкнулись с серьезной жизненной проблемой — отсутствием автомобиля. Потому что попав домой, ребенок за первые полтора месяца набрал пять килограмм, и если поначалу я его легко поднимала, то сейчас нам куда-то сложно выехать. Мне обычно нужен помощник. Пока у дочек каникулы, они везде со мной, помогают затащить инвалидную коляску в автобус. А сейчас у нас еще будет гипс — это лишний вес, плюс, если Степа будет меньше двигаться, боюсь, он еще поправится. В итоге мы оказываемся практически привязаны к дому. Вот это и есть проблема, к которой я оказалась не готовой, я не знала, что настолько тяжело будет без машины.

Я мечтаю взять в семью еще одного мальчика с ДЦП — за его судьбой я слежу уже давно с помощью сайта «Отказники.ру». Но без машины я, как теперь понимаю, сделать этого точно не смогу. Ведь нужно будет с обоими мальчиками ездить на реабилитацию, на занятия. С двумя я не справлюсь в общественном транспорте, это понятно. А брать ребенка, чтобы запереть в четырех стенах дома я тоже не считаю возможным.

Почему я решила брать и других деток с серьезной инвалидностью? Просто однажды я попала совсем в другой мир. После этого невозможно остаться прежним. Читая на форуме истории этих детей, понимаешь, что у них только два пути — пожизненный дом инвалидов или семья. Другого нет. Как сказала Лена, волонтер, помогавшая мне в Москве: «Есть ощущение, что дом горит, в нем — десятки тысяч детей, а ты можешь вынести только двух-трех. И все тянут, тянут к тебе руки…» И если бы я не взяла Степку только из-за того, что он больной, предпочтя здорового, чем бы я отличалась от тех «родителей», которые оставляют больных детей в больницах?

Взять ребенка — это естественно

Я не скрываю, что воспитываю приемного ребенка, наоборот, стараюсь говорить об этом всем. Потому что хочу, чтобы кто-то вдохновился моей историей и понял, что приемная семья — это не что-то из ряда вон выходящее. Я не в состоянии помочь всем деткам, но все вместе мы можем потушить этот пожар…

И, глядя на меня, уже двое знакомых оформляют разрешение на опеку, одна из них собирается брать ребенка с инвалидностью. Мне очень хочется сказать будущим приемным родителям, тем, кто так же, как я, сомневается, чтобы не боялись брать деток. Это такое чудо, это такое благословение, что невозможно передать счастья, когда сынок по утрам просыпается, гладит меня по лицу и говорит: «Мамочка, я с тобой».

В моих планах — организовать в Самаре ассоциацию приемных родителей, благотворительный фонд помощи приемным семьям. Пока хочу, как первый шаг, в одноклассниках создать группу приемных родителей Самары. Очень хочется объединить родителей, чтоб помогать друг другу, делиться опытом. А потом, позднее, если получится, поучаствовать в создании базы данных самарских деток, тем более, одна из моих профессий — фотограф.

В заключении могу сказать одно: мой Степка — мое счастье, моя радость, мое благословение от Господа".